«Сегодня было мастерство и как интересно-то!!! Собственно, ничего еще не показывали, но Сергей Аполлинариевич (Герасимов) говорил! И о чем? А ну, догадайся-ка! За каникулы произошло в нашей судьбе очень много, то есть утвердили по всем инстанциям, что фадеевская «Молодая гвардия» будет ставиться в кино и... нами, то есть ее отдали нам. На днях приезжает сам Фадеев, и нас с ним Сергей Аполлинариевич познакомит. Это будет наша дипломная работа; подготовительная работа начнется уже нынче, а летом наши «режиссеры» поедут искать место для съемок. Все это будет происходить параллельно с академическими работами, причем ведь, главное, так это то, что фильм идет на экраны, с утверждением новой школы и т. п. Это все очень интересно, ново, грандиозно. И в связи с этим, показ на сцене Театра киноактера, который будет в конце этого месяца или начале марта. Страшно-то!!!», - писала  студентка Инна Макарова 17 февраля 1946 года своей маме в Новосибирск.

 

С этого дня началась в мастерской Герасимова работа над спектаклем «Молодая гвардия», легшим в основу будущего знаменитого фильма. Получить право на эту постановку хотели бы многие режиссеры: еще бы, роман Александра Фадеева потряс всю страну. Но писатель вручил свою «Молодую гвардию» старому другу. Роман еще не был завершен, а Герасимов уже приносил в мастерскую разные главы, давал их в работу своим ученикам-режиссерам, а те, в свою очередь, привлекали учеников-актеров; так исподволь, от эпизода к эпизоду складывался будущий спектакль. Многим тогда казалось, что это просто учебная работа, материал настолько поднимал игравших в собственных глазах, что скоро «Молодая гвардия» стала средоточием всех интересов. Все чувствовали себя причастными к великой победе: мало того, что почти у всех воевали родители, старшие братья, многие успели сами повоевать, другие работали на оборонных заводах, третьи выступали в госпиталях. Они были ровесниками или почти ровесниками комсомольцев из украинского шахтерского города Краснодона, которые в тылу врага создали подпольную организацию «Молодая гвардия», и в течение нескольких месяцев не давали покоя фашистам, пока не стали жертвой предательства и не погибли, как герои.

 

Когда роман был издан и прочитан, Герасимов сдержал свое обещание и привел в мастерскую Фадеева. Встреча с писателем побудила всех к серьезнейшей работе над текстом. Предстояло по-настоящему вчитаться в роман, разобраться в характерах героев и осмыслить образ поколения, которому сами они принадлежали. Вообще победу в Великой Отечественной войне нельзя до конца объяснить, если не принимать во внимание судьбу этого поколения. Это было поколение, едва успевшее или даже не успевшее до войны окончить школу, но совершенно сформировавшееся граждански и политически. Оно формировалось в обстановке общественного подъема, которой проникнуты герасимовские фильмы 30-х годов. По отрывкам из школьных сочинений, по страницам полудетских дневников, можно судить о том, что было для них главным и определяющим в жизни. Прежде всего - принести Родине пользу, оставить след в ее истории. И второе - если понадобится, защитить свое Отечество. Каждый из них мог подписаться под сочинением будущего молодогвардейца Толи Попова, размышляющего о мировых процессах и угрозе фашистского вторжения: «Но люблю ли я свою родину и готов ли защищать ее до последней капли крови, как подобает советскому воину? Да, люблю... Я люблю ее за то, что она дала всем трудящимся нашей страны новую жизнь, раскабалив их от национального и классового гнета, я люблю ее за то, что она дала трудящимся право на отдых, образование, сделала человека хозяином ее необъятных просторов».

 

Герасимовцы встречались не только с Фадеевым, но и оставшимися в живых молодогвардейцами - Валерией Борц, Георгием Арутюнянцем, Радием Юркиным. И узнавали много интересного о своих героях.

 

Сережа Тюленин, Володя Осьмухин, Толя Орлов, оказывается, до дыр зачитывали технические журналы, подолгу спорили над схемой радиоприемника или какой-нибудь машины. Все они, конечно, мечтали стать летчиками, но при этом охотно овладевали рабочими специальностями. Володя Осьмухин с девятого класса выполнял обязанности школьного электрика. А втайне мечтал быть физиком, чтобы приблизить то время, когда из Краснодона можно будет смотреть спектакли, которые идут на московской сцене.

 

Люба Шевцова серьезно занималась ботаникой, с удовольствием работала на пришкольном участке. И еще она была прекрасной рукодельницей - рисунки подсматривала у полевых цветов и трав; и это - при увлечении театром и эстрадой.

 

Ее товарищ Сережа Левашов тоже с увлечением колдовал на грядках - ничего себе занятие для парня ростом 184 сантиметра, в 16 лет свободно выжимающего гири по 20 килограммов. Но, кроме того, он еще увлекался моделированием, организовал у себя в школе авиакружок, вступил даже в переписку с известным авиаконструктором Яковлевым, который, помимо советов, присылал ему разные детали.

 

Олег Кошевой и Ваня Земнухов славились как шахматисты. Оба писали стихи, серьезно интересовались художественной литературой. Оба были редакторами школьных газет.

 

Уля Громова, Уляша, как ее все называли, была совестью своего класса - при ней невозможно было выругаться, соврать, даже просто насорить. Три года выписывала Уля полюбившиеся ей мысли замечательных людей, обдумывая жизнь и свое место в ней. Все, что черпала, несла друзьям, была душой школьного литературного кружка и молодежной компании у себя, в районе Первомайки.

 

Могли ли такие ребята жить в рабстве, сидеть и ждать, как завоеватели распорядятся их судьбой? Им и в голову не приходило ждать подсказки взрослых - они соображали, что надо делать. Вчерашние школьники поднялись одновременно в нескольких городских районах. Город был невелик, все комсомольские активисты знали друг друга и легко наводили мосты. Вскоре разрозненные группы объединились в единую организацию. По предложению Сережи Тюленина ее назвали «Молодая гвардия».

 

Энтузиазм, с которым студенты-герасимовцы взялись воссоздать молодогвардейскую эпопею, был равен душевному подъему, с которым юные подпольщики проводили свои тайные собрания, разрабатывали дерзкие операции. Еще не были окончательно распределены роли, и каждый мог показаться мастерам в любом выбранном ими отрывке. Бесспорных кандидатов не было. Герасимов приглядывался к студентам других мастерских. На экзамене актерского мастерства у педагогов Ольги Пыжовой и Бориса Бибикова его поразила студентка Нонна Мордюкова, игравшая в этюде Федру. Поразила уже тем, как после некоторого замешательства - вроде бы не ожидала, что ей объявят - махнула рукой, вышла к экзаменационному столу, стащила с него скатерть, старую, заляпанную чернилами красную скатерть, накинула ее на себя как греческую тогу - и превратилась в царственную Федру. Удивительно, каким глубинным чутьем эта кубанская девчонка ощутила пластику античного театра.

 

Вот тут Герасимов и увидел в ней Ульяну, дивчину, воспитавшую себя на великих образцах человеческого духа. У него на курсе эту роль репетировала Клара Лучко, красавица, умница, острая на язычок; но что-то мешало Герасимову утвердить ее окончательно. «Я в долгу перед Кларкой! - скажет он потом. - Она хорошо играла, драматизма что ли мне не хватало, нерва!..» Клара не обиделась на мастера и охотно согласилась играть небольшую роль тетушки Марины - она одна на курсе свободно говорила по-украински, а Марина «розмовляла» только на родном языке.

 

Точно так же оказался он «в долгу» еще у нескольких своих ребят, игравших в этюдах Олега Кошевого, Сережу Тюленина, Ваню Земнухова, Володю Осьмухина, Жору Арутюнянца. Роли-то все были видные, интересные - и ребята старались, «выкладывались». Но ясно было, что, к примеру, красавец Глеб Романов не похож внешне на Олега Кошевого; ему Герасимов предложил сыграть Ивана Туркенича.

 

Борис Владимирович Бибиков пригласил посмотреть Володю Иванова, учившегося у него в ГИТИСе, - глаз у маститого педагога был верный. Володя оказался до совпадения похож на Олега и внешне, и внутренне. Шестнадцатилетним мальчишкой он ушел добровольцем на фронт, три года воевал, был комсоргом батальона. Олег Кошевой и Володя Иванов жили на одном дыхании; их соединило не искусство, а судьба. То же самое можно было сказать о Сереже Тюленине и Сереже Гурзо. И опять помог Бибиков, рекомендовавший своего студента. Но лучшей рекомендацией была фронтовая биография: Сергей Гурзо дошел с действующей армией до Будапешта. Было в его характере и нечто авантюрное, тюленинское: случалось, в пижаме, на костылях убегал из госпиталя к себе в часть.

 

Долго не решался Герасимов отдать роль Любки Шевцовой Инне Макаровой. Инна уже сыграла в отрывках Кармен, Настасью Филипповну, госпожу де Реналь. Но Любка... Тут мало было театральной выразительности, к которой тяготела эта способная девчонка. Нужна была подлинность, документальная точность - Герасимов представлял свою картину как своего рода документ эпохи. Все его сомнения разрешил Фадеев, увидевший Инну в «Кармен».

 

Вот как написала сама Инна домой об этом ответственейшем в ее жизни моменте: «Вчера был экзамен!!! Ну, мучились не зря: последние три дня почти не спали, в институте ночами репетировали. Было два отделения. В первом «Три бойца» - очень неплохой массовый оригинальный отрывок, «Казаки» и «Гроза» - первый акт... Затем второе отделение - «Кармен» и «Молодой гвардией» заканчивали. И что же? На экзамене были мало того, что все кинематографисты, еще и Фадеев, Катаев и кого только не было. Так вот, когда делали конец «Гвардии», - я запеваю песню «Дивлюсь я на небо...», украинскую, и мне отвечает вся тюрьма, и мужская камера и женская, - Фадеев плакал!!! Аплодисменты на экзамене! «Кармен» прошла с блеском. Герасимову так нравится, как я ее делаю, что оставил двенадцать сцен. И я целый час играла!!! Потом, когда приходили с поздравлениями, говорили, что в последней сцене, когда мне Хозе всадил нож, мои глаза запоминаются на всю жизнь!!! Я плохо пишу, приеду - подробно расскажу. Фадееву я, говорят, и в «Кармен» понравилась...».

 

«Кармен» все и решила. Инсценировка делалась в приемах пантомимы, большая смысловая нагрузка ложилась на танец. «Ну, не знаю, какой была Кармен, - сказал Фадеев после показа, - а Любка-артистка точно такая». Этот танец с кастаньетами Инна Макарова повторит потом в «Молодой гвардии», в сцене, где Люба выступает в клубе перед немцами, в то время как ее друзья поджигают биржу. Роль Любы Шевцовой была очень ответственной - эта девушка вносила в фильм мажорное настроение; она несла в себе не просто заряд бодрости, но чисто женское, поднимающее дух очарование, лукавство, озорство.

 

И еще одна тайная радость была у Инны: Сергей Аполлинариевич все-таки привлек к участию в фильме самого интересного и самого старшего в актерской группе Сережу Бондарчука. Он нравился всем девчонкам, но не все, как Инна, умели скрывать свои чувства. Для него, казалось, не было роли - в свои 26 лет он выглядел совсем взрослым. Да таким, в сущности, и был: до войны успел три года проучиться в театральном училище Ростова-на-Дону, потом воевал на Кавказе, в мастерскую Герасимова пришел сразу на третий курс. Кого он мог бы сыграть в «Молодой гвардии»? Из мальчишек-то давно вырос.- Что мы с тобой будет делать, Серенький? - спрашивал Герасимов. Он очень хотел снимать Бондарчука - видел его громадный талант и недюжинность натуры.- А давайте директора шахты Валько, - предложил Бондарчук. Так эта роль за ним и осталась. Хотя по роману Валько был куда старше, но уже очень отвечал этот характер индивидуальности Бондарчука.

 

Валько - прямой наследник гоголевских казаков, потомок Тараса Бульбы. Осенью 1946 года начались систематические репетиции, а уже в феврале 1947-го состоялась премьера на малой сцене Театра-студии киноактера. Спектакль был максимально приближен к стилистике кинематографа - благодаря двум вращающимся кругам эпизоды быстро сменяли друг друга. Играли без грима - это тоже уводило от театральности. Успех был громадный. Маленький зал, конечно, не мог вместить всех желающих - зрителями были преимущественно известные актеры, писатели, режиссеры, люди с именем. И все остро чувствовали - нужен фильм, нужна громадная аудитория; это не кулуарное развлечение - это большое настоящее искусство.

 

В начале апреля в павильоне киностудии «Союздетфильм», которой было присвоено имя Максима Горького, начались съемки двухсерийного фильма «Молодая гвардия». В начале лета съемочная группа выехала в Краснодон. С первых же дней артисты стали своими в семьях погибших героев. Много было волнений с обеих сторон, слез, разговоров по душам.  

 

В Краснодоне герасимовцы сполна ощутили, что значит жгучая ненависть к врагу, осквернившему мирные улочки, дома, палисадники; что значит это дикое «быть под немцем». Без этого ощущения, наверное, не удалось бы с такой силой и убедительностью передать ужас оккупации.

 

Потрясающе выстроил Герасимов эпизод вступления фашистов в Краснодон. Снятый непрерывной панорамой - 180 метров без единой склейки - он позволил как бы разом показать всю чудовищную машину вражеского нашествия, когда солдатня, кривляясь и приплясывая, обливается водой, стреляет подвернувшихся кур, вырубает палисадники, а за всем этим, крадучись, наблюдает из-за заборов и кустов полный ненависти и. презрения к завоевателям Сережка Тюленин. Три дня снималась эта панорама - дубль, вошедший в картину, был одиннадцатый. Не менее сотни актеров и специалистов, а также их ассистентов и помощников, были задействованы с раннего утра до вечера. Чтобы так работать, надо иметь за душой нечто большее, чем профессиональный навык и заботу о вознаграждении.

 

В разгар съемок Герасимов еще и находил время читать свои студентам лекции по эстетике, стараясь убедить их, что основу возвышенного в искусстве составляет связь художника с интересами своего народа и долг художника - соизмерить свои запросы с запросами эпохи. «Все, чем мне хочется сейчас заниматься в искусстве и что я хотел бы передать вам, исходит из предпосылки: научиться так владеть средствами искусства, чтобы помогать людям жить, а не вселять в них безнадежность и отвращение к жизни», - это было его неизменное кредо.

 

Съемки в Краснодоне продолжались четыре месяца; за это время некоторые творческие отношения стали отношениями семейными. Первыми поженились Инна Макарова и Сергей Бондарчук.

 

Экранизируя «Молодую гвардию», Герасимов трактовал образы героев несколько отлично от романа - его интересовали конкретные человеческие характеры современников: в их разнообразном проявлении и виделась ему правда общественного бытия, правда исторического момента. Сохранив эмоционально насыщенную атмосферу действия, он ввел в нее живых людей, романтичных, одухотворенных, но вместе с тем далеких от поэтической приподнятости. Это очень снизило, к примеру, образ Ульяны Громовой. Да и некоторые другие герои стали проще, приземленнее. Но в ансамблевом фильме это не бросалось в глаза. Наряду с бытовой достоверностью фильму была свойственна и страстная патетика, и тонкая лирика, и прямой пафос, и достигалось это, конечно, за счет в высшей степени искренней и темпераментной игры большинства исполнителей.

 

Но был в фильме образ, который в неприкосновенности перешел из фадеевского романа, сохранив все свои поэтические приметы. Это образ - Елены Николаевны Кошевой. Молодая женщина, мать шестнадцатилетнего сына, она увидена в романе как бы глазами самого Олега, чистого и восторженного юноши, гордого своей юностью, своей страной и своей мамой - лучшей из женщин. Переводя роман в драматическую  форму, Герасимов энергично ввел Елену Николаевну в действие. Вместе с сыном она становится нечаянной свидетельницей злодейской казни шахтеров - слышит, как поют «Интернационал» заживо погребаемые люди, и поддерживает рыдающего сына. В праздничный вечер 7 ноября она охраняет ребят, собравшихся как бы на обычную вечеринку, и решительно выходит к непрошеным гостям в ненавистных мундирах, спрятав на груди ключ от комнаты, в которой собрались подпольщики. Она одной из первых видит поутру красные флаги, поднятые над городом и, догадавшись, что это дело рук ребят, заночевавших у нее дома, молча благословляет их, обнимая сына на глазах у товарищей. А когда приходит беда - все так же молча собирает сына в дорогу, сдержанно прощается с ним, ничем не выдав своего горя. И на допросе в гестапо долго молчит перед торжествующими палачами, прежде чем бросить им в лицо скупые слова презрения.

 

Именно так играет Елену Николаевну Тамара Макарова. Внешний облик ее графически строг и выразителен: белый, перекрещенный на груди платок или глухое черное платье. Два цвета - черный и белый - варьируются в ее одежде. Крупные планы - почти скульптурны; такого рода скульптурными планами завершаются многие эпизоды фильма. Скорбная и величественная, фигура матери являет символический образ народной боли и гнева - реальный образ.

 

К концу лета 1947 года двухсерийная картина была завершена. Оставалось получить разрешительное удостоверение. Каждую картину обязательно смотрел Сталин и тут же после просмотра делал замечания. Рассказывают такую историю: однажды, посмотрев историко-революционный фильм, он начал вдруг со второстепенного образа старого политкаторжанина и довольно-таки резко заговорил, что знает таких людей не понаслышке, и они совсем другие. Потом тон его совершенно изменился - начался перечень достоинств, и все свелось к тому, что фильм хороший и нужный. В заключение Сталин хотел поблагодарить режиссера. Все присутствующие завертели головами - режиссер, весьма известный и уважаемый, тоже был приглашен на просмотр. Но оказалось, что режиссера нет на месте. И вообще нет в зале. Он исчез. А ведь никто не входил и не выходил. Как же мог человек бесследно пропасть? Стали заглядывать под кресла и обнаружили режиссера между рядами в глубоком обмороке. Он потерял сознание, как только Сталин начал скептически говорить о старом политкаторжанине, и дальнейшего уже не слышал. Сталин был несколько смущен, раздосадован и просил больше режиссеров на такие просмотры не приглашать. Так что «Молодую гвардию» смотрели без Герасимова.

 

Как рассказал о дальнейшем сам Сергей Аполлинариевич, вызвал его к себе Министр кинематографии СССР Большаков и говорит:

- Мы, кажется, того... погорели. Картину не приняли.

- Кто не принял?

- Сам. Значит, Сталин.

- Он ненавидит все, где о смерти, а у тебя первая серия кончается казнью шахтеров.

- Зачем показали одну серию? Я же просил не показывать... Почему не объяснили, что работа не завершена?

- Ну, возьми и объясни. Вот вертушка - звони. И тут - черная магия! - звонок: Поскребышев (помощник И. В. Сталина).

- Где Фадеев?

Я подсказал: в Ленинграде.

- Где Герасимов?

- Здесь.

- На сегодня назначено обсуждение картины Политбюро. Прибыть к десяти вечера»

- Все происходило в рабочем кабинете Сталина - из него был вход в сталинскую квартиру. Здесь собирались иногда совещания Политбюро в самом узком составе. Сталин предложил мне сесть рядом с собой - по другую сторону сидел Берия, напротив - Молотов, как всегда доброжелательный.

 

Начал Сталин:

- Мы всегда знали Герасимова как человека, обладающего чувством партийности и чувством меры. На этот раз чувство меры ему изменило. Далее был высказан ряд претензий. Они сводились к следующему. Во-первых, коммунисты показаны поверженными и беспомощными.

- О чем они говорят? «Если бы не Сталин, где бы мы были?» А, собственно, где они находятся - в тюрьме! И дальше: «У нас было бы, как в Китае». А в Китае - освободительная война. Чему такие коммунисты могут научить?

 

Во-вторых, неправильно показана эвакуация:

- Что это за бегство? Наши заводы, наши люди эвакуировались организованно и планомерно. Откуда такие факты? Это историческая неправда.

 

В-третьих, фильм растянут. Тут я перебил:

- Это роман - любимый и читаемый; он стал настольной книгой. Надо следовать роману, а значит, нужны две серии.

 

Сталин усомнился в популярности романа. Он к роману остался равнодушен, высказывался о нем с долей иронии:

- Того гляди, начнут говорить, что это любимый роман Сталина.

(Так действительно говорили, когда роман получил Сталинскую премию.)

- Не надо абсолютизировать роман Фадеева. Художник кино должен создавать самостоятельное произведение, - закончил Сталин.

 

Резюме докладывал Молотов:

- Общее мнение таково: не освещена роль партийной организации в борьбе с захватчиками. Вместо этого чрезвычайно подробно показана паника и неорганизованность, предшествующая приходу немцев. Такой фильм выпускать нельзя. Собственно тут впервые были сформулированы те претензии, которые вскоре были предъявлены к самому роману. Я подвел Фадеева! Его роман, в сущности, поэма, читался на одном дыхании и воспринимался, как песня, баллада. Никому и в голову не пришло подвергнуть его ревизии - таков был эмоциональный накал, такова магия повествования. По жанру это совершенно необыкновенное произведение: эпическое и вместе с тем абсолютно документальное. А моя бытописательская манера сразу же обнаружила суть всего происходящего тогда в Краснодоне: сопротивление врагу организовали комсомольцы, мальчишки и девчонки.

 

Молотов от имени Политбюро предложил сократить фильм, свести две серии в одну, дописав и досняв необходимые эпизоды, в которых освещалась бы руководящая роль партийной организации. Возражать не полагалось. Но я сказал:

- В одну серию нельзя. Я не берусь.

Сталин отошел набить трубку - на маленьком столике у него лежали коробки «Герцеговины флор».

- Идиот, с кем ты споришь? - шепнул Берия.

- Ну, что, - сказал Сталин, - послушаем Герасимова.

 

Я заговорил. Говорил непривычно долго и запальчиво, открывал книгу, что-то цитировал - доказывал, что, по сути, перед нами эпос и нельзя выбрасывать из фильма массовые народные сцены, эвакуацию и отступление - иначе не прозвучит и тема сопротивления. И вообще нельзя сводить две серии в одну, тем более, что придется кое-что доснять. Наконец, у меня так пересохло горло, что я замолк. Сталин смотрел с интересом - кто это берется ему возражать? Страха не было - было  интуитивное ощущение, что все кончится хорошо. Время - за полночь. Все устали. Молотов предложил:

- Пусть делает две серии.

Кто-то с ним согласился. Сталин сказал:

- Вот какой упрямый человек. Ну что, дадим ему сделать две серии? Пусть работает. Важно, что мы вовремя его поправили. Лучше поговорить здесь, в узком кругу, предостеречь от ошибок, чем  ждать, пока эти ошибки станут предметом общего обсуждения».

 

Работа над фильмом продолжалась. С учетом поправок переделывалась первая и  доснималась вторая серия. Роль старого коммуниста Шульги в прекрасном исполнении украинского актера Александра Хвыли вообще ушла из фильма, а роль Валько, сыгранного Сергеем Бондарчуком, была сильно сокращена. Говорят, именно тогда на сердце Герасимова появился первый рубец - он перенес инфаркт на ногах. В дни премьеры Сергея Аполлинариевича не было в Москве - он уехал в Гагры. А премьера была громадная, всемосковская - во всех кинотеатрах разом - так, впрочем, представляли каждый новый советский фильм, их тогда было немного. Но далеко не каждый собирал пол-Москвы. Сотни людей стояли в очередях за билетами, с завистью провожая глазами коллективные группы: на «Молодую гвардию» ходили, как на «Чапаева» - цехами, отделами, классами.

 

Все актеры - исполнители главных ролей в одночасье стали знаменитостями. Не все оправдали надежды режиссера, но сколько сбывшихся творческих судеб повелось от «Молодой гвардии»! Инна Макарова, Нонна Мордюкова, Вячеслав Тихонов, Людмила Шагалова, Клара Лучко - все это молодогвардейцы. А режиссеры? Юрий Егоров, Самсон Самсонов, Юлий Карасик, Татьяна Лиознова, Аида  Манасарова, Анатолий Чемодуров. Ну, а Сергей Бондарчук, можно сказать, сравнялся с Учителем.

 

Все они в начале пути причастились к животворящей силе подвига и на себе ощутили могучее влияние знака судьбы, который означает «воспитание великим».

 

 

По материалам Интернет–ресурса

«Молодая гвардия»(http://fire-of-war.ru/mg/»